Мысли по прочтении Стейнбека

[notabler]

Занимаюсь сейчас  главным произведением для британских недоучек "On Men and Mice"  на курсах. Велено прочесть аж два раза. Ну, вчера дочитала. Мощная вещь, непонятно, почему ее на русский не перевели во времена публикации "Гроздьев гнева".
Потом задумалась я о том, что я читаю тут, в ЖЖ. Надо заметить, что мною замечено и по мере возможности зафренджено как минимум 150 человек, написавших книги. Хотя, каюсь, из произведений моих френдов я прочла не более 10%, но почему -то после прочтения коротенькой книжки Стейнбека мне в голову пришли вот такие мысли.
Почему только великие американцы умеют писать так вот - мало слов, и море эмоций?  Хэмингуэй, Стейнбек, Воннегут. Многие.
Русские же авторы, почти любые, "вышивают" свои книги мелким крестиком, наполняя текст изящными виньетками, кренделями, загибонами. И густо посыпают иронией, сарказмом,  всем, что можно найти в вики в статье "художественные приемы". У многих есть дар и чувство слова. Но так, чтобы как у американцев - чтобы било под дых - почти никогда не бывает. Всегда чувствуются узелки на вышитом полотне - старания и капли пота, чтобы передать собственную индивидуальность, чтобы угодить будущей комиссии, в потенциале выставляющей вещь на какого-нибудь "букера".  То же касается и очень многих ЖЖ-звезд.
Ну, я должна сказать, в последние годы я мало читаю, чтобы претендовать на работу редактора или критика.  Это просто на уровне ощущений.
Как будто русская традиция требует посыпать свое произведение толстым слоем цинизма, иронии и сарказма, чтобы приняли за своего. Без него за дурачка (у) примут? Защитный панцырь? По той же причине, что что и смех без причины-признак дурачины? По той же причине, почему русские не улыбаются посторонним в ответ на улыбку?
А может, я неправа? Я открыта для ваших соображений.

Comments

[notabler.livejournal.com]

Ну да, все так. Наверно, у меня оскомина от школы слишком зашкалила. А иностранная литература была романтичней, необычней и начала я ее читать позже, в более зрелом возрасте, поэтому ощущения были другие. Но тем не менее, сравнение между Катаевым и Хэмом странно по меньшей мере. Другие калибры абсолютно. Как и многие другие, вами перечисленные. Лермонтов - наше все, а кто о нем слышал за рубежом? Он умер юным, возможно, с годами он бы расцвел. Нам вбили в голову, что он гений, я сама в школе "Мцыри" наизусть выучивала целиком, половину и сейчас пробормочу. Но... сомневаюсь, что даже он гений мирового масштаба в этом списке. Подумалось, а хотела бы я их всех перечитать заново сейчас? Нет, однозначно, не хочу. Никого, даже Пушкина не хочу.

[rikki-tikitavi.livejournal.com]

>Нет, однозначно, не хочу. Никого, даже Пушкина не хочу.

Возраст меняет художественный вкус, я давно это понял по себе. Причем в непредсказуемую сторону:) Я, напимер, уже вряд ли буду читать Толстого, Хэмингуэя или Чехова, хотя последним когда-то прям болел. но с большим удовольствием прочел "Анну-Веронику", которую в юности не смог осилить дальше десяти страниц.

>Но... сомневаюсь, что даже он гений мирового масштаба в этом списке.

Я писал о прозе. Лермонтов изумительный талант в ней, возможно даже выше Пушкина

>Но тем не менее, сравнение между Катаевым и Хэмом странно по меньшей мере.

Это Вы зря. Впрочем, я пучше процитирую Быкова:

"Валентин Петрович Катаев был лучшим советским писателем. Он умел все. Он писал увлекательные пьесы, смешные фельетоны, добротные и не без форса соцреалистические романы. Он наделен был феноменальным пластическим даром: все описанное как живое — и умел обходиться без этого дара, когда требовалось...

При всем том Катаев был гений, что очень трудно сочетать со званием лучшего советского писателя. Невозможно одновременно читать его статьи — поздние, уже семидесятых годов, — и поздние книги, составившие огромную отдельную литературу. Непонятно, как мог этот небожитель, вдруг, с 1965 по 1985 год, написавший десяток бесспорных и исключительных шедевров, оставаться нормальным советским человеком — даже слишком советским, — жить в Переделкине, отпускать циничные шуточки, давать интервью, осуждать политику Рейгана, ходить на прогулки. Ничего выше, чем его поздняя «мовистская» проза, в Советском Союзе времен так называемого застоя не печаталось. Ну, может быть, Трифонов. Но над Трифоновым не заплачешь — сухо все, строго. А над последними страницами «Травы забвения» не заплачет только дурак набитый."