Завершая рассказ о березниковском периоде нашей жизни, довольно счастливом периоде, надо сказать, несмотря на… Мы были маленькие, порядок вещей казался нам правильным и справедливым. Папа работал, зарабатывал деньги. Работал тяжко, пропадал допоздна. Но дело того стоило. Он, бывший зэк, без высшего образования, делал неплохую карьеру, стал прорабом, потом старшим прорабом. Мама не работала, сидела с детьми. Надо сказать, ее работа казалась нам сложнее отцовой. Она не была лучшей в мире хозяйкой, но очень старалась, угождая суровому, требовательному и скорому на расправу мужу. Ее, правда, он не бил никогда. Но и словами он мог ударить так, что мало не покажется. И поступками. Например, помнится вечер, когда родители собрались куда-то в гости. Мама же затеяла печь пироги и это дело затянулось, что немудрено при дровяной печке. Тогда отец, пару раз напомнивший ей, что пора, и услышав в ответ очередное “подожди, Саша (у него это было домашнее имя, никто из родных и друзей, кроме его сестер его Отто не звал, так повелось с лагерных времен)”, взял противень с готовыми уже пирожками и отправил их все в мусорное ведро. Темперамент у него был бешеный и понятия о порядке патриархальные. Никакого неуважения к себе он не терпел. Детей очень любил, но игры у него были часто излишне грубоватыми и он делал нам больно. Если же в пылу игры скажешь ему “дурак”, то оплеуха была обеспечена, как минимум.
Мама часами стояла у плиты, часами торчала в очередях, со всеми детьми, обязательно, так как продукты давали “в одни руки”, так что необходимо было иметь этих рук побольше, чтобы избежать новой очереди на следующий день. Очереди были за всем – за хлебом, молоком, яйцами, маслом, а про мясо я вообще не помню, чтобы оно продавалось в магазине – только на базаре. Так что ежедневные 3-4 часа очередей были ей гарантированы. Мы, само собой, убегали, катались на раскатанных ледовых дорожках, подбегая к матери только в конце “отстоя”. Отец ежевечерне получал обед из трех блюд, обязательно суп, второе с мясом. Вся семья садилась за стол с ним, все ели вместе. Я капризничала больше всех, аппетит в те годы у меня был никакой, и эти семейные обеды были мукой. Завершались мои капризы чаще всего одинаково: я получала ложкой по лбу и вылетала из-за стола реветь. У родителей была твердая убежденность, что победить туберкулез можно было только “наращиванием жирка”. Но со мной это не проходило: я бегала на улице всякую свободную минутку, у нас была отличная дворовая команда, суровая и дружная. В ней неприлично было реветь, жаловаться и капризничать. Играли в разные буйные игры, типа “цепи кованые”, когда кто-то с разбега должен разбивать живую цепь сцепленных рук. Если разбивал, уводил с собой одного из команды противника, если нет – оставался у них. Много было разных игр летом, потом появились велосипеды, разбитые коленки (не сметь реветь!), качели, на которых некоторые сорви-головы ухитрялись делать “петлю Нестерова”. Зимой ходили в многокилометровые лыжные походы. Одни, без взрослых. Рядом с домом был лесопарк – “первый лес”, чуть подальше – второй лес, потом – третий. В радиусе досягаемости был и городской пруд, куда ходили купаться (хотя плавать я там не научилась, слишком короткое там лето).
Лучшими друзьями нашей семьи были соседи снизу, Радевичи. Отец семейства, дядя Сережа, был другом моего отца, их мать – подружкой моей мамы, старшая дочка, Таня – моей лучшей подругой, вторая дочка, Вера, дружила с Валей. У них, счастливцев, была еще и бабушка, чудесная добрая и рукодельная бабушка, которая в минуты могла сварганить чудесные пирожки с мясом. Мясо у них не переводилось, и вообще хозяйство велось куда лучше нашего, две опытные хозяйки с великолепным опытом в заведении полезных связей и знакомств, они отлично шили и вязали к тому же, так что мы с сестрой порядком завидовали подружкам. Таня была на класс старше, она повела меня в первый класс, не мама, школа была за два квартала, движения не было и все дети ходили в школу сами.
С ней мы облазали весь город и его окрестности за много километров. Помню, как мы влезли с ней на крышу строящейся пятиэтажки, сидели, болтая ногами и поклялись, что вырастем и станем архитекторами, будем строить новые красивые дома, чтобы наш город становился еще прекраснее. Не вышло, однако.
Хотели мы также стать балеринами. Пошли вместе записываться в новую балетную студию. Она получила на вступительном экзамене все четверки, кроме одной – за музыкальность ей с трудом поставили тройку, медведь ей, бедолаге, на ухо наступил. А у меня была четверка только за задирание ног в сторону, а за выворотность, подъем и гибкость – тройки. Начали мы ходить на занятия вместе. Запомнилось отлично, как трудно было держать втянутыми животы и попы, одновременно выворачивая ступни в разные позиции, и при этом еще делать красивые пассы руками. Преподаватели ходили рядом со “станками” и лупили линейками
( Read more... )