notabler | Моя жизнь. Березники

S	M	T	W	T	F	S
		1	2	3	4	5
6	7	8	9	10	11	12
13	14	15	16	17	18	19
20	21	22	23	24	25	26
27	28	29	30	31

Моя жизнь. Березники

Tuesday, January 31st, 2012 11:04 am

Завершая рассказ о березниковском периоде нашей жизни, довольно счастливом периоде, надо сказать, несмотря на… Мы были маленькие, порядок вещей казался нам правильным и справедливым. Папа работал, зарабатывал деньги. Работал тяжко, пропадал допоздна. Но дело того стоило. Он, бывший зэк, без высшего образования, делал неплохую карьеру, стал прорабом, потом старшим прорабом. Мама не работала, сидела с детьми. Надо сказать, ее работа казалась нам сложнее отцовой. Она не была лучшей в мире хозяйкой, но очень старалась, угождая суровому, требовательному и скорому на расправу мужу. Ее, правда, он не бил никогда. Но и словами он мог ударить так, что мало не покажется. И поступками. Например, помнится вечер, когда родители собрались куда-то в гости. Мама же затеяла печь пироги и это дело затянулось, что немудрено при дровяной печке. Тогда отец, пару раз напомнивший ей, что пора, и услышав в ответ очередное “подожди, Саша (у него это было домашнее имя, никто из родных и друзей, кроме его сестер его Отто не звал, так повелось с лагерных времен)”, взял противень с готовыми уже пирожками и отправил их все в мусорное ведро. Темперамент у него был бешеный и понятия о порядке патриархальные. Никакого неуважения к себе он не терпел. Детей очень любил, но игры у него были часто излишне грубоватыми и он делал нам больно. Если же в пылу игры скажешь ему “дурак”, то оплеуха была обеспечена, как минимум.

Мама часами стояла у плиты, часами торчала в очередях, со всеми детьми, обязательно, так как продукты давали “в одни руки”, так что необходимо было иметь этих рук побольше, чтобы избежать новой очереди на следующий день. Очереди были за всем – за хлебом, молоком, яйцами, маслом, а про мясо я вообще не помню, чтобы оно продавалось в магазине – только на базаре. Так что ежедневные 3-4 часа очередей были ей гарантированы. Мы, само собой, убегали, катались на раскатанных ледовых дорожках, подбегая к матери только в конце “отстоя”. Отец ежевечерне получал обед из трех блюд, обязательно суп, второе с мясом. Вся семья садилась за стол с ним, все ели вместе. Я капризничала больше всех, аппетит в те годы у меня был никакой, и эти семейные обеды были мукой. Завершались мои капризы чаще всего одинаково: я получала ложкой по лбу и вылетала из-за стола реветь. У родителей была твердая убежденность, что победить туберкулез можно было только “наращиванием жирка”. Но со мной это не проходило: я бегала на улице всякую свободную минутку, у нас была отличная дворовая команда, суровая и дружная. В ней неприлично было реветь, жаловаться и капризничать. Играли в разные буйные игры, типа “цепи кованые”, когда кто-то с разбега должен разбивать живую цепь сцепленных рук. Если разбивал, уводил с собой одного из команды противника, если нет – оставался у них. Много было разных игр летом, потом появились велосипеды, разбитые коленки (не сметь реветь!), качели, на которых некоторые сорви-головы ухитрялись делать “петлю Нестерова”. Зимой ходили в многокилометровые лыжные походы. Одни, без взрослых. Рядом с домом был лесопарк – “первый лес”, чуть подальше – второй лес, потом – третий. В радиусе досягаемости был и городской пруд, куда ходили купаться (хотя плавать я там не научилась, слишком короткое там лето).

Лучшими друзьями нашей семьи были соседи снизу, Радевичи. Отец семейства, дядя Сережа, был другом моего отца, их мать – подружкой моей мамы, старшая дочка, Таня – моей лучшей подругой, вторая дочка, Вера, дружила с Валей. У них, счастливцев, была еще и бабушка, чудесная добрая и рукодельная бабушка, которая в минуты могла сварганить чудесные пирожки с мясом. Мясо у них не переводилось, и вообще хозяйство велось куда лучше нашего, две опытные хозяйки с великолепным опытом в заведении полезных связей и знакомств, они отлично шили и вязали к тому же, так что мы с сестрой порядком завидовали подружкам. Таня была на класс старше, она повела меня в первый класс, не мама, школа была за два квартала, движения не было и все дети ходили в школу сами.

С ней мы облазали весь город и его окрестности за много километров. Помню, как мы влезли с ней на крышу строящейся пятиэтажки, сидели, болтая ногами и поклялись, что вырастем и станем архитекторами, будем строить новые красивые дома, чтобы наш город становился еще прекраснее. Не вышло, однако.

Хотели мы также стать балеринами. Пошли вместе записываться в новую балетную студию. Она получила на вступительном экзамене все четверки, кроме одной – за музыкальность ей с трудом поставили тройку, медведь ей, бедолаге, на ухо наступил. А у меня была четверка только за задирание ног в сторону, а за выворотность, подъем и гибкость – тройки. Начали мы ходить на занятия вместе. Запомнилось отлично, как трудно было держать втянутыми животы и попы, одновременно выворачивая ступни в разные позиции, и при этом еще делать красивые пассы руками. Преподаватели ходили рядом со “станками” и лупили линейками

по недостаточно втянутым частям тела. Помнится, я думала тогда: ну, заполучив навыки такого тренажа толщина мне в жизни не грозит. Увы, и тут ошиблась. Я походила недолго, обострился мой туберкулез, меня даже из школы забрали, четверть я провела дома. С завистью слушала Танькины рассказы, что они получили пуанты, что они танцуют на середине, что они разучивают пируэты и т.п. Всех их уже нет в живых, никто не дожил до 60 лет. Таня стала доктором, вышла замуж за доктора тоже. Она и вся их семья очень помогли мне в 1976 г., когда я приехала туда беременная Мишей, не получая никакой помощи от своей семьи. Но врачебные знания не помогли им сохранить собственное здоровье, березниковские газы убили их всех в возрасте до 50.

Мама любила ходить за ягодами и грибами, благо, леса на Урале обильные и огромные. Любила брать меня с собой, так как я никогда не ныла, а была охвачена спортивным азартом. Не съем ни одной ягодки, бывало, пока не наберу трехлитровый бидончик. Мама же собирала 10-литровое ведро. Это земляники. Черники или малины – даже по два, бывало. За грибами ходили и с папой, грибы он любил собирать, в отличие от ягод. И тоже было соревнование, кто больше соберет, и грибов получше.

На лето нас папа пытался вывезти из города, подальше от ядовитых газов. Помню лето в деревне на берегу Камы, помню (с отвращением) первый пионерский лагерь, где всегда была какая-нибудь маленькая ведьма, превращавшая мою жизнь в ад. Кама была красавица, широкая, как море, мне казалось. И вообще красота природы поражала, и так же поражало, что делал с этой природой человек: нескончаемые бесконечные просеки, пожоги, терриконы и отвалы, километры и километры засохшего от ядовитых газов леса.

А сделать мою жизнь адом было просто – я была очень обидчива, упряма, амбициозна. В школе я, направляемая тяжелой рукой отца и легкой рукой бывшей чертежницы –мамы, подчищавшей мои описки почти безупречно (так нам казалось, пока у учительницы не лопнуло терпение и она не вкатила мне однажды три кола в один день, я изревелась в ожидании непременной лупцовки, но отец на удивление не стал даже сильно ругаться) - я стала круглой отличницей сразу. Почерк, правда, был не очень хорош, вообще мелкие движения пальцев мне плохо удавались тогда, проблема была с трудами, маме приходилось многое делать за меня. Но зато она любила ходить на родительские собрания и слышать похвалы моим успехам. Так что в школе я была звездой, а в лагере –никем, не очень хорошо одетой, не очень спортивной, никакой. Способностей заводить дружбу с полоборота, заниматься чисто девичьими разговорами, сплетнями и мелкими интригами у меня не было никогда. И не завелось по жизни вообще. Прямая как палка, негибкая и по-человечески немудрая я была всегда.

В 1961 году меня отправили в лесную школу в деревню Добрянка. Провела я там полгода. Несладкое время. Кормили, правда, неплохо. Перед обедом всех обносили рыбьим жиром, наливаемым из чайника, потом шиповниковым сиропом. Было там по 3 урока в день, потом перерыв на прогулку в час, и еще один урок. Потом делать было нечего. Погода чаще всего была слишком холодная для гулянья, телевизор еще не был изобретен, так что у нас бывали два вида развлечений: вышивание накидушек на подушки стебельковым швом и “рассказывания”. Ну, вышивание я худо-бедно освоила, хотя страстью к рукоделию не загорелась никогда, а рассказывания…. Хорошо, если на смене была молодая воспитательница, которая не очень мудрствуя, просто читала нам вслух хорошие книжки. Но если приходила старая, то держись… Она любила рассказывать страшные сказки и истории о голоде в Поволжье, как воровали детей и прокручивали их на котлеты, как находили в этих котлетах маленькие ногти и прочее в том же духе. После таких рассказываний много бывало воплей по ночам, беготни по коридорам и мокрых постелей у первоклашек. Половина воспитанников были “туберкулезники”, а вторая половина – “менингитчики”, жертвы туберкулезного же менингита. Некоторые дети из них после перенесенного заболевания были не совсем нормальными, некоторые – парализованные, некоторые потеряли возможность учиться, нарушения интеллекта всех степеней (ну, не до идиотизма, все обслуживали себя сами). Однажды я по глупости назвала менингитчиком самого здоровенного их парня, ростом вдвое больше меня. Он меня отлупил за это так, что под обоими глазами были синяки. Раз в неделю нас вывозили в город в баню. После бани вываливали на пол ворох казенной одежды, чтобы разбирались сами. Возникала драка за более приличное платьишко. Мне часто не доставалось платья вообще, приходилось носить мальчишечью куртку. Вот так я выглядела, когда меня навестили родные

Я плакала, просилась домой. Надо сказать, что родители в свой следующий приезд забрали-таки меня домой. По дороге домой мне сообщили, что отец получил перевод в “среднюю полосу”. В город Ефремов, Тульской области. С повышением, начальником участка или даже главным инженером управления. Будут строить завод синтетического каучука. Ну что же, это нас обрадовало.

Теперь возвращаюсь к Вове. Я его мало помню маленьким. Когда его принесли из больницы, все норовили с ним понянькаться, поиграться. Я же презирала кукол уже давно, девчоночьи штучки были чужды, так что я не стала спорить с сестрой, которая заявила, что Вова - ее. Ну что ж, давай. И Валя стала его няней. Я же только старалась воспитывать в нем смелость, подбивала на всякие дальние походы и авантюры. Так я стремилась скомпенсировать порочное бабское обращение с маленьким мужчиной. Его, по-моему мнению, баловали, залюбливали и захваливали, что на пользу ему не шло. Но надо сказать, что он действительно был хорошим. Очень хорошим.

О нем завтра, в преддверии его дня рождения.

Кудрявая жизнь пожилой космополитки

Navigation

Page Summary

Style Credit

Expand Cut Tags